The Washington Times: почему русские боятся Запада, Россия

Россия остается чуть ли не единственной страной Восточной Европы, не считающей НАТО и Европейский союз силами стабильности и процветания, и первой, которую не радует перспектива удлинения границы с их членами. Газета The Washington Times задается вопросом о том, почему большинство россиян уверены, что Запад представляет угрозу для их страны. (Перевод материала - на сайте Inopressa.ru).

Журналист издания приводит разговор с 18-летней россиянкой, которая учится на первом курсе маленького американского колледжа. Девушку спросили, что она и ее родные думают о событиях на Украине. "Они нас всерьез расстраивают", – ответила она. "Если все страны вокруг нас вступят в НАТО и Европейский союз, Россия будет изолирована, – объяснила она. – Мы должны это предотвратить".

Газета считает достаточно странным, что россиянка, получившая образование на Западе, чувствовала себя оскорбленной тем, что соседи России хотят вступить в западные структуры. Как отмечает корреспондент издания, через несколько дней на семинаре преподавателей высшей школы по "гражданскому образованию" слушатели сердито спрашивали - почему правительство США финансирует чеченских террористов и почему американское правительство хочет разрушить Россию.

Как отмечает издание, мнение о том, что Россия будет "изолирована" без буферной зоны в виде уступчивых соседей, широко распространено в стране. И по мнению The Washington Times, оно является результатом решений, принятых нынешней российской властью. Российское телевидение, находящееся под государственным контролем, оказывает информационную поддержку спецслужбам и армии. Российский президент реанимировал советский государственный гимн и жестко говорит о Чечне и Украине. И это принимают как должное.

Однако, по мнению издания, в нынешней волне имперской ностальгии в России нет неизбежности, она не обязательно должна случаться. Национальные символы со временем могут меняться и меняются. Сегодня национальная идентичность немцев гораздо сильнее связана с экономическими достижениями, а не с достоинствами прусской армии; британская идентичность, какой бы она ни была, имеет мало отношения к империи.

Как видно на примере США, в истории любой страны есть причины для национальной гордости и причины для неловкости. Американцы идентифицируют себя с воинской доблестью своей страны, но не гордятся опустошением, которое их армия произвела во вьетнамских деревнях. Американцы хвастаются своими традициями гражданских свобод, но стесняются лагерей для интернированных в Японии во время Второй мировой войны.

Какое бы отвращение ни вызывали преувеличенные проявления американского национализма, сложно представить себе США, если бы эти предпочтения были противоположными. А в России они, по сути, противоположны. Вместо того, чтобы гордиться мужеством советских правозащитников или вспоминать о дореволюционных традициях российского либерализма, президент Путин по-прежнему называет себя "чекистом", используя ленинское название тайной полиции, пишет газета.

В результате этих хорошо обдуманных решений Россия сегодня является чуть ли не единственной страной Восточной Европы, не считающей НАТО и Европейский союз силами стабильности и процветания, и первой, которую не радует перспектива удлинения границы с их членами.

Когда объединилась Германия и границы Западной Европы приблизились, поляки были в восторге. Когда поляки начали переговоры с Европейским союзом, страны Балтии заволновались по поводу собственного вступления. В значительной мере движущей силой демонстраций на улицах Киева является желание их участников вступить в те же европейские клубы. И только россияне, погрязшие в уверенности, что западная цивилизация представляет угрозу для их цивилизации, упорствуют в своем мнении, заключает The Washington Times.