Аллегрова боится влюбиться, Искусство



Ирина Аллегрова

Ирина Аллегрова создала себе на нашей эстраде образ сильной независимой женщины, императрицы. И все-таки женщина всегда остается женщиной, какой бы сильной она не казалась. Может и поплакать, и в депрессию впасть, а потом вдруг совершить рейд по магазинам, накупить всякой всячины, выдумать новое блюдо, - и печали как ни бывало.

Ирина Аллегрова побеседовала с корреспондентом еженедельника "МК-Бульвар".

— Ирина Александровна, позволяете себе иногда ото всех отдохнуть?

— Диван видите? Приставку на телевизоре? Все что можно, я пересмотрела, фильм за фильмом. Очень помогает. А так иногда могу на сутки закрыться. И никаких разговоров, кто бы ни звонил. Нету меня и все. Где я? Не знает никто. А если просто раздражена, то себя зажимаю и чистым самовнушением стараюсь поднять настроение. Могу выкинуть любую проблему из головы, поняв, что я ее сейчас решить не смогу. Я ее должна, если можно так сказать, "переспать".

— Но это же тяжело, особенно когда что-то гложет. Так поплакать хочется.

— Иногда, редко-редко, хочется, а нечем. Тогда поставлю какой-нибудь музон и поплачу.

— Жалеете себя?

— Да. Иногда. Первый раз об этом говорю.

— А по магазинам ходите?

— О! Это мои развлечения! Вернее, то, что мне поднимает настроение. Особенно по обуви люблю пройтись. Иногда две-три пары сразу могу купить.

— И сколько у вас обуви?

— То есть ты хочешь узнать, как часто бывают у меня депрессии? Могу сказать, что в последний раз — а это было не так давно — я за три дня купила 11 пар. Но отрадно то, что все их я буду носить. Бывает, что принесешь домой и потом лежит. А тут я и на лето купила, и на весну, и на выходные, и на каждый день.

Но даже обувные магазины не снимают мне так раздражение, как знаешь что? Заезд ночью в большой супермаркет и покупка всякой хозяйственной дребедени. Двух-трех сковородок каких-нибудь навороченных (причем дома все это есть в огромном количестве). Салатников, палочек, лопаточек, терочек. Еще обязательно набрать телегу продуктов — нужно не нужно, все равно (потом, на следующий день могу новый салат придумать). И вот со всем этим хозяйством приехать, разложить. Продукты раздать в студию, охране. Еще в таком состоянии могу деньги дарить, причем не по 5 копеек.

— Вы с дочерью общаетесь как подружки?

— Да. Не знаю правильно это или нет. Потому что у нас не было такого: "Все. Я сказала". Только в разговорах, только взывая к сознанию. И очень рано я начала с ней советоваться.

— В вашем доме живут женщины трех поколений: вы, ваша мама и ваша дочь. Как уживаетесь?

— Спокойно абсолютно. Когда Лалка стала полноценной женщиной — я имею в виду, научилась вести хозяйство, — мама, естественно, ушла в сторону. Так сказать, стала уже не первой, а третьей. За свою жизнь она сделала мне одно-единственное замечание, когда я еще совсем юной была. Она сказала: "Если я увижу, что ты оближешь палец или ложку, когда готовишь, — я это есть не буду". Мне этого было достаточно на всю жизнь…

— И какие у вас семейные ценности?

— Духовные вы имеете в виду? Все основные, которые есть у любого человека. Я так сразу и не могу сказать... Может быть, пример моих родителей, их брака даже в чем-то и помешал в моей личной жизни. Потому что я видела, как это должно быть. Мне хотелось, чтобы у меня была такая же модель семьи. Такие же трепетные отношения. Их должны два человека создавать, не один. Если один — это пшик. Поэтому я никогда не буду просто так жить с человеком. Только ради любви.

— С каким животным вы бы сравнили себя?

— С собакой. Или с лошадью. По преданности, по умению смотреть в глаза с пониманием, сопереживанием.

— Но говорят же: злой как собака.

— Собаку делают злой, ее так воспитывают. Мои разве злые? У нашего Лазаря, звукорежиссера, — бультерьер. Как кошка. У меня Борька (боксер. — Авт.) — пацан уличный. Помню, как он впервые сюда зашел — это ж песня просто. Здесь две девки — такса Дуся и овчарка Ника. Борька зашел, повилял и посередине комнаты лег на спину. Он по сей день такой благодарный.

— Ваше любимое ругательство?

— О-о. Вам придется ставить не три точки, а больше. Мне всегда нравилось, как ругается моя Галка: едрить твою маковку. А я всегда смеюсь, что меня нельзя пускать в приличное место. Потому что если я вдруг поскользнусь или вляпаюсь во что-то, обязательно что-нибудь брякну.

— А девятиэтажным можете обложить?

— Бывали и такие случаи. Я еще первые годы ездила сама за рулем. У нас была белая "пятерка". И вот как-то я ехала по Варшавке, вся такая из себя, с кудряшечками белыми. И меня начал подрезать грузовичок — поиграть захотелось. Игрался-игрался. Мы встали с ним на светофоре. Я открыла окошечко и сказала все, что хотела. Закрыла окошечко, зажегся зеленый свет.

Я поехала, в зеркало посмотрела, а он так и остался стоять. Достал он меня... Я хочу одну вещь сказать. Все, что мне приписывают — какие-то сверхъестественные пьянки, ругани, — у меня нет ничего сверхъестественного. Я как любой нормальный человек могу матюгнуться, могу выпить сто граммов, могу уйти в депрессию, могу хотеть работать, могу не хотеть. Но буду это делать, и никто не увидит, что я этого не хочу. Могу еще раз выйти замуж, хотя и не собираюсь. Мне присущи все человеческие качества.

— Чего-то боитесь сделать в своей жизни?

— Влюбиться снова. И боюсь, и не боюсь одновременно...